Воспоминание о Царском Селе
Теплоход им. аса пушкина, бежавший по Неве накануне, дал нам знак ехать в Царское Село, продолжать прогулку в Екатерининском парке, куда в сентябре не попали из-за китайского нашествия. Друг мой страстен Павловском, предпочитая сына — матушке, а я обожательница Петергофа, так что к Царскому мы оба прохладны, но нынче вышло так.
Такси из наших мест довозит до Ц.С. за тридцать пять минут, за сорок пять — до Павловска, если у моста пробок нет. В одиннадцать утра уже были там, в прохладных пустынных местах, при облачно-сером типично питерском небе (зонтик с собой, сами в плащах, ботинках на случай грозы). На входе наши онлайн-билеты, купленные заранее, считали, перед нами была одна посетительница и за нами ещё двое, а бывало, жалуются туристы, по пять часов в кассы стаивали из-за жёлтокожих охотников пройти в Янтарную комнату. Маски нужны лишь на входе и ещё в местах ретирадных, перчаток не требуют.
Трудолюбивые мигранты полёживали на охапках сена, которое прилежно сгребали грабельками подростки из царскосельских школ. Дрозды и чижи безмятежно разгуливали по дорожкам. Ей-Богу, охранников и служителей парка было втрое больше, нежели посетителей.
Прохлада, свежий запах травы, промытой дождем, и благоухание цветов. Липа зацвела. Тишина не такая блаженная, как в Павловске, но тоже успокаивает истерзанные нервы. Вдали Мраморный, он же Палладиев, мост, он же Сибирская мраморная галерея (приятно повидать земляка-сибиряка).
Уточки и селезни передают превед френду "Энцелю", а вот воспетых лучшими златыми и серебряными перьями царскосельских лебедей на Большом пруду не было. А ведь двадцать два года назад, когда я впервые побывала в Царском, лебеди были, и с семействами.
Камеронова галерея издали, Геракл поновлён и насандален.
Гуляли неспешно, делая круги и посиживая на скамьях. Любовались изобилием роз. Прелестны поляны с чередованием крупных лиловых и белых колокольчиков, словно ткань расписная.
Три котика.
Вдруг в траве мелькнуло нечто рыжее и на меня пошёл на задних лапках нахальный бельчонок-сеголеток. "Есть чо?" Семечки припасены, как же. Сам крохотный, хвостик жалкий...
Тут правила изоляции были жестоко нарушены, так как со всех аллей сбежались с фотоаппаратами матери, их младенцы, старушки, юнцы и окружили обедавшего фотогеничного бельчонка.
На стволе явился второй, и они долго играли в вышине в салочки, причем тоненько пищали, как котята; я-то думала, белка только сердито цокать умеет, как сварливая бабулька, а она ещё и пищит.
Найдикота бельчат!
У дворца, близ любимой богини Анненского, и на Камероновой галерее часам к двум стали являться гуляющие. У фонтана нас допекла группка воспитательниц с младенцами, детская беготня и писк меня не раздражает, а вот громогласное сюсюканье из глотки-громкоговорителя нянюшек "а ну-ка все вместе, разом, в ладушки люлюлю..." — бесит. Притом эти пожилые "яжематери" непостижимым образом размножились и лезли из-за каждого куста пионов, из-за каждого боскета с оглушительным квохтаньем. У лавчонки, где навынос давали кофе, чай, мороженое или сосиску в тесте, объявились супостаты: шестеро очень брюхастых китайских юношей. "Это дети китайских миллионеров, они могут позволить себе поездку в Россию и сейчас. Скрепа Азии: бедный китаец очень тощий, богатый китаец должен быть хорошо откормленным", говорил мой друг.
"Надо сказать Инессе и друзьям, чтобы они ехали к нам поскорее, пока гостиницы пусты и в парках малолюдно, потому что КИТАЙЦЫ ВОЗВРАЩАЮТСЯ!" — мрачно подумала я.
На Камероновой галерее народу прибавилось, носились несносные подростки и дети; солнце стало припекать, в небесах показалась обманчивая петербургская лазурь. Утром и в начале дня свет был для фотографий не самый лучший, а тут распогодилось и стало жарко, и так нежно мреяла зелень на солнце, хоть ляг на траву и спи до вечера.
Белый столп за этими немецкими розами фламментанц — это фонтанная струя.
Два снимка с высоты.
А после трёх часов пошли уже с негой во взоре фотографироваться невесты в кринолинах и женихи в гробовых костюмах (три пары за полчаса), а у ворот Екатерининского парка поджидали ряженые Пётр Великий и Екатерина Великая, которую, как ядовито заметил друг, половина гуляющих считает мужем и женой. Экскурсоводы с профессионально поставленным голосом вели по трое экскурсантов, словом, жизнь жительствует! Затарахтели дрожки с лошадками, пошёл привычный бизнес.
Само Царское Село утопает в зарослях жасмина-чубушника, и так здесь томно, лениво всё, точно это малоэтажный городок на юге. Вот пообедать нынче негде, выносные столики у кафешек-забегаловок все заняты, а большие рестораны закрыты.
Не понравились мне в черте города гигантские заросли борщевика в два человеческих роста: столица всё-таки, центр международного туризма, а такое запустение.
А прогулка, несомненно, удалась по причине доброй погоды и относительного безлюдья. Не видела я смысла тратить время и силы на снимки достопримечательностей, которых в гугле пруд пруди, например, статуи девы, разбившей кувшин (босая ступня горюющей натёрта прилежными суеверами до медного блеска); "чуда не вижу я в том! генерал-лейтенант Захоржевский..." - etc.
Такси из наших мест довозит до Ц.С. за тридцать пять минут, за сорок пять — до Павловска, если у моста пробок нет. В одиннадцать утра уже были там, в прохладных пустынных местах, при облачно-сером типично питерском небе (зонтик с собой, сами в плащах, ботинках на случай грозы). На входе наши онлайн-билеты, купленные заранее, считали, перед нами была одна посетительница и за нами ещё двое, а бывало, жалуются туристы, по пять часов в кассы стаивали из-за жёлтокожих охотников пройти в Янтарную комнату. Маски нужны лишь на входе и ещё в местах ретирадных, перчаток не требуют.
Трудолюбивые мигранты полёживали на охапках сена, которое прилежно сгребали грабельками подростки из царскосельских школ. Дрозды и чижи безмятежно разгуливали по дорожкам. Ей-Богу, охранников и служителей парка было втрое больше, нежели посетителей.
Прохлада, свежий запах травы, промытой дождем, и благоухание цветов. Липа зацвела. Тишина не такая блаженная, как в Павловске, но тоже успокаивает истерзанные нервы. Вдали Мраморный, он же Палладиев, мост, он же Сибирская мраморная галерея (приятно повидать земляка-сибиряка).
Уточки и селезни передают превед френду "Энцелю", а вот воспетых лучшими златыми и серебряными перьями царскосельских лебедей на Большом пруду не было. А ведь двадцать два года назад, когда я впервые побывала в Царском, лебеди были, и с семействами.
Камеронова галерея издали, Геракл поновлён и насандален.
Гуляли неспешно, делая круги и посиживая на скамьях. Любовались изобилием роз. Прелестны поляны с чередованием крупных лиловых и белых колокольчиков, словно ткань расписная.
Три котика.
Вдруг в траве мелькнуло нечто рыжее и на меня пошёл на задних лапках нахальный бельчонок-сеголеток. "Есть чо?" Семечки припасены, как же. Сам крохотный, хвостик жалкий...
Тут правила изоляции были жестоко нарушены, так как со всех аллей сбежались с фотоаппаратами матери, их младенцы, старушки, юнцы и окружили обедавшего фотогеничного бельчонка.
На стволе явился второй, и они долго играли в вышине в салочки, причем тоненько пищали, как котята; я-то думала, белка только сердито цокать умеет, как сварливая бабулька, а она ещё и пищит.
Найди
У дворца, близ любимой богини Анненского, и на Камероновой галерее часам к двум стали являться гуляющие. У фонтана нас допекла группка воспитательниц с младенцами, детская беготня и писк меня не раздражает, а вот громогласное сюсюканье из глотки-громкоговорителя нянюшек "а ну-ка все вместе, разом, в ладушки люлюлю..." — бесит. Притом эти пожилые "яжематери" непостижимым образом размножились и лезли из-за каждого куста пионов, из-за каждого боскета с оглушительным квохтаньем. У лавчонки, где навынос давали кофе, чай, мороженое или сосиску в тесте, объявились супостаты: шестеро очень брюхастых китайских юношей. "Это дети китайских миллионеров, они могут позволить себе поездку в Россию и сейчас. Скрепа Азии: бедный китаец очень тощий, богатый китаец должен быть хорошо откормленным", говорил мой друг.
"Надо сказать Инессе и друзьям, чтобы они ехали к нам поскорее, пока гостиницы пусты и в парках малолюдно, потому что КИТАЙЦЫ ВОЗВРАЩАЮТСЯ!" — мрачно подумала я.
На Камероновой галерее народу прибавилось, носились несносные подростки и дети; солнце стало припекать, в небесах показалась обманчивая петербургская лазурь. Утром и в начале дня свет был для фотографий не самый лучший, а тут распогодилось и стало жарко, и так нежно мреяла зелень на солнце, хоть ляг на траву и спи до вечера.
Белый столп за этими немецкими розами фламментанц — это фонтанная струя.
Два снимка с высоты.
А после трёх часов пошли уже с негой во взоре фотографироваться невесты в кринолинах и женихи в гробовых костюмах (три пары за полчаса), а у ворот Екатерининского парка поджидали ряженые Пётр Великий и Екатерина Великая, которую, как ядовито заметил друг, половина гуляющих считает мужем и женой. Экскурсоводы с профессионально поставленным голосом вели по трое экскурсантов, словом, жизнь жительствует! Затарахтели дрожки с лошадками, пошёл привычный бизнес.
Само Царское Село утопает в зарослях жасмина-чубушника, и так здесь томно, лениво всё, точно это малоэтажный городок на юге. Вот пообедать нынче негде, выносные столики у кафешек-забегаловок все заняты, а большие рестораны закрыты.
Не понравились мне в черте города гигантские заросли борщевика в два человеческих роста: столица всё-таки, центр международного туризма, а такое запустение.
А прогулка, несомненно, удалась по причине доброй погоды и относительного безлюдья. Не видела я смысла тратить время и силы на снимки достопримечательностей, которых в гугле пруд пруди, например, статуи девы, разбившей кувшин (босая ступня горюющей натёрта прилежными суеверами до медного блеска); "чуда не вижу я в том! генерал-лейтенант Захоржевский..." - etc.