Юрий СТЕФАНОВ. Два стихотворения
Спьяну у страха глаза велики:
Брысь за кулисы,
Мумия кошки, вонзившей клыки
В мумию крысы.
Нет, не спугнуть вулканический бред, —
Что моё «брысь» им?
Намертво сплавлен кошачий скелет
С остовом крысьим.
Что им за разница — пей иль не пей,
Льсти им, дурачь их:
Сам я — та крыса под пеплом Помпей
В лапах кошачьих.
В ПОИСКАХ КАДАТА
У Лавкрафта почти что в каждой вещи
Проскальзывает призрачный намёк
На сущность трансмутации зловещей,
Которой человек себя обрёк.
Ведь все его могилы, склепы, норы,
Куда загнал себя Адамов род,
По сути дела те же атаноры,
Но с правильностью до наоборот.
Жил-был, допустим, живописец Пикман,
Чего-то там высокое творя,
Но в царстве мёртвых человечий лик он
Утратил, превратившись в упыря.
Сидит его полугнилое тело
На краешке кладбищенской плиты,
И лязгает зубами оголтело,
И с Лавкрафтом беседует на «ты».
Вползает в ночь свинцовым взглядом склизким,
Вьюнок терзает, вьёт себе венок,
На самом приблизительном английском
Про кровь долдонит и клянёт чеснок.
Вот так и мы. Жена моя. И сам я,
Свинцовый полукарлик-полукрот.
Nigredo, ночь — и лавкрафтова яма,
Отнорок алхимических пустот.