На Неве
Перекинулась из дриады в наяду. На дальнем опасном месте купалась, где некогда подводный валун сломал мне пальчик на ноге (снова течение снесло на него, ударилась еще раз). На ближнем месте Невы, где мелкота и песочек, бултыхались купальщики, а я ценю уединение.
Вода тёплая, берег съеден многоводьем. Блаженство, радость тела ни с чем не сравнимая (вот разве что "одной любви музыка уступает"), языческая радость воды и солнца.
Одуревшая от жары пчела с налёту укусила меня в голую мокрую руку; жальце я тут же вытащила с изумлением: последний раз пчела меня ужалила сорок два года назад, в яблоневых садах Алма-Аты, города Верного; злюка в корчах умирала на песке, а ее медовым брюшком хлопотливо занялись муравьи. И божья коровка приземлилась на мой бирюзовый, как небо и купальник, браслет, повозилась и унеслась за хлебом, чёрным и белым, только не горелым.
Вокруг одичавшие яблони ломятся от зеленых яблок, черёмухи в чёрных ягодках (вспомнился сибирский черёмуховый торт-сметанник, его вяжущий и нежный вкус), зрелая дикая малина. И непрестанный стрекот кузнечиков. Лето Господне благоприятное.
Вода тёплая, берег съеден многоводьем. Блаженство, радость тела ни с чем не сравнимая (вот разве что "одной любви музыка уступает"), языческая радость воды и солнца.
Одуревшая от жары пчела с налёту укусила меня в голую мокрую руку; жальце я тут же вытащила с изумлением: последний раз пчела меня ужалила сорок два года назад, в яблоневых садах Алма-Аты, города Верного; злюка в корчах умирала на песке, а ее медовым брюшком хлопотливо занялись муравьи. И божья коровка приземлилась на мой бирюзовый, как небо и купальник, браслет, повозилась и унеслась за хлебом, чёрным и белым, только не горелым.
Вокруг одичавшие яблони ломятся от зеленых яблок, черёмухи в чёрных ягодках (вспомнился сибирский черёмуховый торт-сметанник, его вяжущий и нежный вкус), зрелая дикая малина. И непрестанный стрекот кузнечиков. Лето Господне благоприятное.
