"Я не торгую своим искусством..."
Я отдала художнику должок: пять экземпляров своей книжки, одну снабдив посвятительной благодарственной надписью. На обложке — знаменитый опричный игумен Иоанн Грозный работы Кириллова. Мэтр похвалил оформление книги, его качество и стильные шрифты (этим я обязана достолюбезному френду "Хабибу"). "Вот свадьба серьёзного текста и моей картины!" — молвил Кириллов. 
Говорили о судьбах России, о несбывшихся надеждах 90-х, о русском горе и падении, о власти, о Церкви и культуре, о добре и зле. Русские разговоры в чудесных декорациях мастерской. Как много таких достоевских, астафьевских бесед помню я на заре своей молодости, но стихли один за другим голоса единомышленников, вот кромешная ночь духа настаёт и нет конца новой Смуте. "Юля, вы не впадайте в отчаяние! Надо быть сильным, хранить верность своему призванию!" — сказал мастер, прощаясь.
"А что же, выкинут и этого из Кремля как Самозванца, будет лежать тело на Красной площади..." С иронией вспомнил знакомство с покойным Солоухиным: "Русский народ? Не народ, а народонаселение! — сказал Солоухин. — Тараканы!" (Прав был Солоухин, — Ю.С.)
Кириллов устроил нам экскурсию по мастерской, показал полотна: новое, над которым работает сейчас, с мч. царевичем Димитрием Угличским и волхвом, старое, где шут держит шапку Мономаха; древнее оружие и посуду: многие живописцы собирают "старину", но мало кто умеет так передать фактуру, как реалист Кириллов.
И сам-то он — сокровище и уникум, красивый, статный, умный и необычайно даровитый русский человек. Да, пожалуй, духу века сего мы не нужны, не в фаворе у власти, но тем вернее мы нужны — Богу.


(Снимков я много сделала, но планшет маломощный, а я в Москве, не дома.)
Об исторической живописи Кириллова я писала не единожды, и вот привёл Бог свидеться.