Церковь Михаила Архангела в Красюковке, где отпевали р.Б. Василия.
Сергей Дурылин писал в "Троицких записках": "Отпевали его в церкви Архангела Михаила, победителя беса, «стража покаяния».
«Около церкви была лития. Поставили на простые дровни, на душистое сено. Лошадка русская, доброглазка — поехала тихо. Нет мерзких петербургских улиц, страшных «литературных похорон», речей, венков, нововременцев, декадентов и нео-христиан за гробом. Скрипит снег».
Тот самый дом, где великий русский философ провёл последний год жизни.
Мемориальная доска.
Знаток и популяризатор творчества В.В. Розанова перед его домом :)
Добрались пешедралом сквозь парк "Скитские пруды" к скитам — Черниговскому и Гефсиманскому. В парке шли через мостик, унизанный свадебными замочками "на счастье" — смешное язычество туземцев. В сыром воздухе вились комары, хотя изо рта шёл пар, а канавки застеклил первый ледок. У заборов частных домов — огоньки физалиса, "фонариков", вспомнилась милая Василию Васильевичу песенка "фонарики-сударики". На чёрных графичных ветвях желты забытые яблоки.
Миновали бывшую "запретку" с удивительным эклектичным памятником: Никола Можайский (меч и крепость в руках) с посвящением "Создателям ядерного щита России".
Видна ограда с церковью. Берёзка юная на крыше растёт.
Собор во имя чудотворной Черниговской иконы Божией Матери. Службы нет, в полутьме — чудотворный большой образ Богородицы, унизанный потемневшими серебряными подношениями богомольцев "за чудо". Поставила большие свечи, неспешно (никто не торопит) помолилась Богородице о здравии всех вас, мои дорогие друзья, называя имена. Поклонилась мощам старца Варнавы — почивает в раке, цветные лампадки светятся. Как он мальцу Шмелёву предрекал: "А моему Ванюшке — крестик, крестик..."
А где же могилы русских мыслителей? "Те два креста за ёлками", сказала свечница.
К надгробию Константина Леонтьева мы поставили большую свечу, она ровно горела и не гасла в осеннюю сырость, и помолились: "Упокой, Господи, души усопших раб Твоих, монаха Климента и раба Твоего Василия, и прости им прегрешения вольные и невольные, и по молитвам их святым даруй нам Царствия Небесного достичь, и земной свой путь пройти достойно!"
У могилы Розанова.
Сергей Дурылин писал: "…В последний раз видит он Лавру, куда так странно, промыслительно был приведен Богом. Умер бы в Петрограде — были бы кругом нецерковные люди, холод безцерковный, гнилое кладбище... А он шел в монастырь, за крепчайшую из стен церковных, слушать звон, напевы молитвы, лежать с тем, кто звал его таинственно в Посаде, сказать какую-то великую Тайну. У Гефс<иманского> скита — лития. Завозили в Черн<иговский>. Вдруг раздался тихий, тихий звон. Я подумал: бьют часы. Тишина. Снег. Лес. Солнце. Радость сквозь слезы в душе. Нет, не часы: это его встречают тихим перезвоном. Последнюю почесть отдали ему — не литераторы, не политики, не евреи, не государство — а монастырь. Перезвон стал громче… Стало видно духовенство у Св. ворот: три иеромонаха, два иеродиакона с кадилами, все в белых ризах, запрестольные Кресты и Божия Матерь, монахи — певчие. Никто не ожидал такой встречи. С ними был С<ергей> П<авлович>, поглядел вперед предупредить, но они и без того ждали с 11 ч. Лития. Поют монахи, кадят ему торжественно иеродиаконы. Какой чин во всем, сила, красота! Мы подняли гроб и понесли мимо собора. Пели «Святый Боже». Остановились около могилы Леонтьева. Я, неся гроб, заплакал: его могила была рядом с Леонтьевым, так что землю его могилы привалили вплотную к Леонтьевскому памятнику: кто придет к Л<еонтьеву> — придет к нему, кто к нему — к Л<еонтье>ву. Так и в мысли. Так и я пришел к ним. Я сказал иеродиакону: «Поминайте на ектеньи и монаха Климента». И последняя служба над ним была и службой по монаху Клименту. Шли молиться «о упокоении новопреставленного раба Божия Василия и раба Божия монаха Климента».
«И оставили мы В.В. в стенах монастыря навеки, слушать звон тихий, внимать молитвам, рядом с иноком Климентом, около алтаря Божией Матери, в соседстве с кельей старца. Вечная память!»
Специальное удовольствие для френда "Энцеля": утиное движение на берегу монастырского пруда.
Домик Уточки.
А это памятник Мамонтову на вокзале, излюбленный голубями; цветные зонтики — сергиево-посадские клумбы. "Экспрессом" из Александрова вернулись в Москву, под бодрую перебранку молодой, русая коса до пояса, проводницы — с пенсионерами, ухитрившимися по копеечным льготным билетам влезть в фирменный поезд: так она и не стала их ссаживать, пожалела, благостно всё вышло.
Конец и Богу слава!